Экспедиция в Шуриму звучало почти как приговор.
Зенира однажды неосторожно обмолвилась, что было бы интересно там побывать; посетить гробницы, изучить работы инженерного гения павшей Империи, понаблюдать за плавными переливами барханов… Тогда она думала об этом, находясь на прохладном побережье с умеренным климатом; легкий приморский бриз трепал ее локоны, врываясь невесомыми порывами в рабочий кабинет, принося с собой вкус соли и водорослей.
Теперь же она стояла на палубе корабля, несущего ее к завоеванным берегам, полным трудностей. Ее немного укачивало, и, зеленея, она приваливалась к бортам судна, сдерживая бурление в скрученном узлом желудке. Утренний прием пищи норовил покинуть чертоги внутренностей при каждом подъеме корабельного носа на волне, и Зенира закрывала глаза, стараясь сосредоточится; кусала собственный язык и щеки, когда к глотке подкатывала желчь.
<…> Корабль пришвартовался в порту Аз’наира к вечеру третьего дня морского путешествия. Солнце заплывало за горизонт, оставляя на морской глади пятна оранжевого, розового и красного, растворяясь в чернильно-черных водах Узкого моря; Зенира была в числе первых, кто покинул судно, но даже сойдя на берег, ей казалось, что мир все еще покачивается, как худая лодчонка на волнах.
Несмотря на поздний час, жара еще не спала; от духоты першило в горле и сохли глаза под круглыми стеклами темных очков в плотной медной оправе. Хотелось принять ванну, смыть с себя дорожную грязь и пыль, быть может, пропустить стаканчик чего-то крепкого, и, конечно же, забить покурить – едкий табак вернул бы этому плывущему миру четкости бытия. Рука ее невольно заползла в карман и нащупала металлический круг часов; за цепочку она выудила механизм из глубин тяжелого черного плаща.
Еще в пути она благоразумно завела часы, переведя время на новый регион. Теперь же, сверяясь с ними, она понимала, что прибыла чуть раньше, чем планировала. Что, несомненно, радовало Вандрак – еще один день мучений и корабельной качки она не хотела бы перенести даже ради эксперимента.
<…> Местный постоялый двор (здесь его звали караван-сараем) с непримечательным названием «Пустынная роза» встретил ее типичным для таких мест шумом. Торговцы, путешественники, авантюристы всех мастей собирались за столами и бурно обсуждали последние новости, пили местное крепленое и распевали песни под аккомпанемент рабаба и кубковых барабанов; к счастью для Зениры Вандрак, не ее заботой была инфильтрация и сбор слухов – она прошлась мимо столов, расталкивая широкими плечами постояльцев, направляясь к стойке. У бара стоял невысокий – ростом чуть выше самой Вандрак – пожилой мужчина в тюбетейке и цветастом жилете, он радушно поприветствовал ее, стоило нескольким, наспех выброшенным из кармана, серебряным монетам упасть на столешницу; у этого же господина она забрала ключ от комнаты на первом этаже восточного крыла постоялого двора.
<…> Снятое помещение оказалось удивительно просторным и пригодным для жизни. Узкая кровать с матрасом, набитым пахучим сухим сеном, стол, стоящий строго под окном со слюдяными толстыми стеклами, которые можно было открыть при желании, небольшая ванная комната с краном холодной воды и тазом для омовений. Комфорт, на который Зенира даже не рассчитывала, растворил неприятные впечатления от самого пути.
Вандрак справедливо считала себя капризной. В условиях извечных военных кампаний она могла бы привыкнуть к постоянным лишениям, но всякий раз продолжала кривить нос, если спальный мешок ее был недостаточно плотным и теплым, а похлебка – излишне пересоленая; в структуре армии Ноксуса, она, как инженер дальнобойного вооружения и осадных орудий, находила свою персону крайне важной, чтобы ютиться с солдатней в одних палатках и срать в одних отхожих ямах, но никто возмущений Зениры никогда не слышал – она умела держать язык за зубами и делала то, что должно.
– Если все пройдет по плану, то остальные прибудут через пару дней. Успею осмотреться.
